I. Введение
Проблема начала мира — одна из древнейших тем человеческого сознания. Космогония — не просто рассказ о происхождении вселенной, но фундамент мировоззрения: в ней раскрывается понимание Бога, человека и смысла бытия. Все великие культуры — Шумер, Египет, Греция — создали мифы о возникновении космоса. Однако библейское откровение принципиально изменило сам способ мышления о начале: оно превратило миф в слово, повествование о богах — в диалог между Творцом и человеком.
Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев) писал:
«Библейское “в начале” впервые вводит историю в бытие: если миф описывает вечное возвращение, то Библия открывает путь от начала к цели» (Ивлиев Ианнуарий, архимандрит, “Бытие. Комментарий”, СПб, 2009, с. 48).
Эта статья рассматривает, как библейская космогония соотносится с мифами древнего мира и как она раскрывается в литургическом сознании Церкви.
II. Мифологические космогонии: хаос, тело, судьба
В древнейших мифах космос рождается из борьбы, смерти или расчленения перво-божества. В шумеро-вавилонском «Энума Элиш» бог Мардук побеждает чудовище Тиамат и из её тела творит небо и землю. В Египте мир возникает из тела Птаха, в Греции — из упорядочения Хаоса силами Космоса и Логоса.
Для этих культур характерно циклическое время: мир вечен, но бесконечно повторяет рождение и гибель. Судьба (Мо́йра) управляет и богами, и людьми. Космос — живой организм, а не свободное творение.
III. Библейское «в начале»: творение как свобода
Библейская космогония радикально иная. Она начинается не с тела, не с борьбы и не с случайности, а со слова: «В начале сотворил Бог небо и землю… и сказал Бог: да будет свет» (Быт. 1:1–3).
Бог свободно вызывает мир из ничто (creatio ex nihilo). Это акт воли, а не судьбы. Тем самым в онтологию входит принцип свободы.
«Творение из ничего — предпосылка свободы: Бог свободно творит, человек свободно отвечает. Там, где нет начала, нет и выбора — только судьба» (Ивлиев, 2009, с. 51).
Таким образом, мир не вечен, но имеет смысл и цель; история — не повторение, а движение к полноте.
IV. Бог и мир: трансцендентность против пантеизма
В отличие от мифов, где боги — часть природы, Библия утверждает: Бог вне мира, но присутствует в нём через Слово и Дух.
«И Дух Божий носился над водою» (Быт. 1:2).
Это не пантеизм, а трансцендентный теизм. Бог — не элемент космоса, а его основание. Мир не есть «божественное тело», а дар, «храм», в котором Бог желает быть познанным.
«Бог Библии не противоположен миру, но и не растворён в нём. Он — и над водами, и дыхание над ними.» (Ивлиев, 2009, с. 44).
V. Космос как храм и человек как священник
В повествовании о сотворении шесть дней — это не астрономическая схема, а литургическая структура. Шестой день венчается созданием человека, седьмой — освящением бытия.
«И благословил Бог день седьмой и освятил его» (Быт. 2:3).
Архимандрит Ианнуарий поясняет:
«Шестоднев — не физика, а богослужение мира. Седьмой день — праздник Творца, первая литургия космоса.» (Ивлиев, 2009, с. 54).
В этом — переход от мифа к литургии: мир становится алтарём, а человек — священником творения, приносящим Богу «дары земли».
VI. Евхаристия как новое творение
Христианская Литургия воспроизводит структуру Бытия. Бог творит мир Словом — и священник произносит слова Евхаристии: «Твоя от Твоих Тебе приносяще…»
«Евхаристия есть космогония в действии: хлеб и вино, плоды земли и труда, становятся Телом и Кровью Христовыми.
То, что было прахом, оживает Духом.» (Ивлиев Ианнуарий, архимандрит, “Таинство Слова”, СПб, 2012, с. 91).
Литургия — это новое творение, в котором Творец и тварь вновь соединяются. Если в Бытии сказано: «да будет свет», то в Евхаристии Церковь отвечает: «аминь».
VII. Икона как откровение творения
В православной иконографии сцены сотворения мира изображаются не как прошлое, а как вечное «сейчас». Христос — Логос, Творец, творящий словом и жестом. Свет изображается как сияние славы, а не физический феномен.
«Икона — не иллюстрация Писания, а литургическое откровение: “Да будет свет” — это явление Славы Божией в бытии.» (Ивлиев Ианнуарий, архимандрит, “Символика света в иконописи”, СПб, 2010, с. 37).
Так космогония становится теофанией — Бог видим в красоте мира.
VIII. Эсхатологическое завершение: «Се, творю всё новое»
Если Бытие начинается словами «в начале», то Апокалипсис завершается:
«И увидел я новое небо и новую землю» (Откр. 21:1).
Это не возвращение, а обновление — творение вечного бытия.
«Творение началось словом “да будет”, а закончится словом “се, творю всё новое”. Между этими словами — история Церкви, история литургии.» (Ивлиев Ианнуарий, архимандрит, “Герменевтика Писания”, СПб, 2013, с. 119).
Таким образом, космогония завершается не в Бытии, а в Евхаристии: мир, начатый словом, завершается благодарением.
IX. Заключение
От мифов древнего Востока до литургии Церкви проходит единая линия: мифология — это попытка понять, Библия — услышать, литургия — ответить Богу.
«Библейская космогония завершается не в книге Бытия, а на Литургии. Там, где Бог сказал “да будет”, Церковь отвечает “аминь”. В этом ответе и совершается мир.» (Ивлиев Ианнуарий, архимандрит, “Толкование на Литургию”, СПб, 2011, с. 103).
Библейская космогония — это не рассказ о прошлом, а откровение о смысле: мир существует, чтобы быть словом, молитвой, Евхаристией.
Космос начинается словом Творца и завершается словом человека — благодарением.
